Баронессе Вревской посвящается

Юля родилась в 1841 году в дворянской семье генерала П. Е. Варпаховского, участника Бородинского сражения. Она была пятым ребенком. В 6 лет Юлю отдали в Одесский институт благородных девиц, где русский язык, литература, арифметика, география, история были главными предметами. Основной целью женского образования для девочек из богатых семей было получение общих знаний, полезных в семье. Прекрасно владела немецким и французским языками, занимались музыкой. В 16 лет Юля была принята фрейлиной императрицы Марии Александровны, супруги Александра II.

В России с середины XIX браки для девушек разрешались с 16 лет. Завидным женихом, лично знакомым с Александром II, был герой Кавказской войны, немолодой генерал-лейтенант барон Ипполит Александрович Вревский (кстати, он являлся внебрачным сыном князя Александра Борисовича Куракина). Вревский обучался в школе кавалерийских юнкеров вместе с М. Ю. Лермонтовым.

После венчания молодые уехали во Владикавказ, где у генерала был свой дом. Юле было нелегко, но она была дочерью военного, хорошо знала быт офицеров и потому вносила в семью тепло, уют, жизнерадостность. Не забывала Юлия Петровна о трех детях мужа (бывшая гражданская жена Вревского умерла), окружив их заботой и материнским вниманием.

Но семейное счастье было недолгим. И. А. Вревский был смертельно ранен ружейной пулей в Дагестане и через день умер на руках жены. Похоронили генерала в Телаве (Грузия) в Свято-Успенском соборе.

Ю. П. Вревская вернулась в столицу. Светская жизнь с балами и развлечениями не доставляла ей удовольствия. Служа Марии Александровне, Юлия сопровождала ее в путешествиях по Европе, при этом, чувствовала себя очень одинокой и бесполезной.

Юлия Петровна — красивейшая дама высшего общества Петербурга, была образованной и обоятельной. Она дружила и переписывалась с В. Гюго, Ф. Листом, И. Айвазовским, И. С. Тургеневым.

Лучше всех о Вревской написал писатель В. Сологуб: «Я во всю свою жизнь не встречал такой пленительной женщины. Пленительной не только своей наружностью, но своей женственностью, грацией, бесконечной приветливостью и бесконечной добротой. Никогда эта женщина не сказала ни о ком ничего дурного и у себя не позволяла злословить, а, напротив, всегда и в каждом старалась выдвинуть его хорошие стороны. Многие мужчины за ней ухаживали, много женщин ей завидовали, но молва никогда не дерзнула укорить ее в чем-нибудь. Всю жизнь свою она пожертвовала для родных, для чужих, для всех. Юлия Петровна многим напоминала тип женщин Александровского времени, этой высшей школы вкуса, — утонченностью, вежливостью и приветливостью».

Тургенев с 1873 г. вел дружескую переписку с баронессой вплоть до ее смерти. Строки писателя, полные нежности, говорили о более сильных чувствах писателя: «С тех пор, как я Вас встретил, я полюбил Вас дружески — и в то же время имел неотступное желание обладать Вами; оно было, однако, не настолько необузданно (да и уж не молод я) — чтобы просить Вашей руки — к тому же другие причины препятствовали; а с другой стороны, я знал очень хорошо, что Вы не согласитесь на то, что французы называют une passade… А теперь мне все еще пока становится тепло и несколько жутко при мысли: ну, что, если бы она меня прижала бы к своему сердцу не по-братски?».

Летом 1874 г. Вревская приезжала к Тургеневу в Спасское. Тургенев написал ей: «…в моей жизни с нынешнего дня одним существом больше, к которому я искренне привязался, дружбой которого я всегда буду дорожить, судьбами которого я всегда буду интересоваться».

Следующая их встреча состоялась в 1875 г. на курорте, в Карлсбаде.

Писатель приехал из Парижа 6 июня 1875 года и проживал в отеле «Victoria» на Schlossplatz, баронесса же прибыла на воды позже, 29 июня, и проживала в соседнем отеле " Koning von Engand».

Запись о прибытии в Карлсбад Вревской Ю.П. 29.06.1875 г.

Отель «Koning von England" в Карлсбаде (на фото последний справа), в котором проживала

баронесса Вревская Ю.П. летом 1875 г.

Они много гуляли, наслаждались прекрасной летней погодой, ездили в Мариенбад (соседний курорт), на Сватошские скалы, слушали музыку в парке, ходили к источнику N6 в новой Млынской колоннаде.

Потом была встреча в 1877 г. в Павловске, где Вревская рассказала писателю о намерении добровольно ехать медицинской сестрой на Балканы, на русско-турецкий фронт, в действующую армию,.

Мотивы такого решения для Тургенева остались загадкой. Как, впрочем, и она сама.

Вревская продала одно из своих имений в Орловской губернии для организации санитарного поезда, в котором сама уехала на фронт.

Она писала сестре о жуткой усталости, что их госпиталь принимал до трех тысяч больных в день, обрабатывали раны и перевязывали до 5 часов утра, не покладая рук. Приходилось спать на сене, питаться консервами, присутствовать на операциях, но не жаловаться на трудности и не отказываться от своего решения. «По крайней мере, это дело, которое мне по сердцу», — писала Юлия Петровна.

Во время ухода за ранеными она заразилась сыпным тифом. Болезнь протекала очень тяжело, и в конце января 1878 г. Ю. П. Вревская умерла в Бяле (Болгария) в полном одиночестве, без какой-либо врачебной помощи. Ей было всего 37 лет.

Узнав о ее смерти, Тургенев посвятил ей стихотворение в прозе «Ю. П. Вревской»:

«На грязи, на вонючей сырой соломе, под навесом ветхого сарая, на скорую руку превращенного в походный военный гошпиталь, в разоренной болгарской деревушке — с лишком две недели умирала она от тифа.

Она была в беспамятстве — и ни один врач даже не взглянул на нее; больные солдаты, за которыми она ухаживала, пока еще могла держаться на ногах, поочередно поднимались с своих зараженных логовищ, чтобы поднести к ее запекшимся губам несколько капель воды в черепке разбитого горшка.

Она была молода, красива; высший свет ее знал; об ней осведомлялись даже сановники. Дамы ей завидовали, мужчины за ней волочились… два-три человека тайно и глубоко любили ее. Жизнь ей улыбалась; но бывают улыбки хуже слез.

Нежное кроткое сердце… и такая сила, такая жажда жертвы! Помогать нуждающимся в помощи… она не ведала другого счастия… не ведала — и не изведала. Всякое другое счастье прошло мимо. Но она с этим давно помирилась — и вся, пылая огнем неугасимой веры, отдалась на служение ближним.

Какие заветные клады схоронила она там, в глубине души, в самом ее тайнике, никто не знал никогда — а теперь, конечно, не узнает.

Да и к чему? Жертва принесена… дело сделано.

Пусть же не оскорбится ее милая тень этим поздним цветком, который я осмеливаюсь возложить на ее могилу!…».